Неточные совпадения
Он бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска
начала сказываться ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным,
вечным, предчувствовались безысходные годы этой холодной мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то вечность на «аршине пространства». В вечерний час это ощущение обыкновенно еще сильней
начинало его мучить.
Тут целые океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики,
вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери,
начиная от черных и белых медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена года, как и в кругосветном плавании…
Но эту болезненность, эту жестокость
начала всякого движения должен принять всякий, кто не хочет
вечного застоя и покоя, кто ищет развития и новой жизни.
В ней есть
вечные мистические реакции против всякой культуры, против личного
начала, против прав и достоинства личности, против всяких ценностей.
Доктор выходил из себя, бесился, тем больше, что другими средствами не мог взять, находил воззрения Ларисы Дмитриевны женскими капризами, ссылался на Шеллинговы чтения об академическом учении и читал отрывки из Бурдаховой физиологии для доказательства, что в человеке есть
начало вечное и духовное, а внутри природы спрятан какой-то личный Geist. [дух (нем.).]
Протяжным голосом и несколько нараспев
начал он меня увещевать; толковал о грехе утаивать истину пред лицами, назначенными царем, и о бесполезности такой неоткровенности, взяв во внимание всеслышащее ухо божие; он не забыл даже сослаться на
вечные тексты, что «нет власти, аще не от бога» и «кесарю — кесарево».
Я никак не мог принять
вечных консервативных
начал, вытекающих из сакрализации исторических тел благодатной божественной энергией.
Но у меня не было того, что называют культом
вечной женственности и о чем любили говорить в
начале XX века, ссылаясь на культ Прекрасной Дамы, на Данте, на Гёте.
Обычно романтизм считают восстанием природы вообще, человеческой природы с ее страстями и эмоциями против разума, против нормы и закона, против
вечных и общеобязательных
начал цивилизации и человеческого общежития.
Наибольшие нападения в православных кругах вызвало понимание Софии как
вечной женственности, внесение женственного
начала в Божество.
Соловьевское учение о Софии —
Вечной Женственности и стихи, посвященные ей, имели огромное влияние на поэтов-символистов
начала XX в.
Протестантизм в
начале своем был мистичен, [Германская мистика и есть то, что было великого и
вечного в протестантизме.] но не имел в себе творческих религиозных сил, нес с собой лишь отрицательную правду и в дальнейшем своем развитии перешел в рационализм.
Когда в наше время
начинают говорить о реставрации древних, языческих религий, то охватывает ужас
вечного возвращения.
Опять по-прежнему спокойно и весело потекла наша жизнь, я
начинал понемногу забывать несчастное происшествие с верховой лошадкой, обнаружившее мою трусость и покрывшее меня, как я тогда думал,
вечным стыдом.
Вихров вошел в этот загородок и поцеловал крест, стоящий на могиле отца; и опять затянулась:
вечная память, и опять мужики и бабы
начали плакать почти навзрыд. Наконец, и лития была отслужена.
Держа одной рукой рюмку, а свободной рукой размахивая так, как будто бы он управлял хором, и мотая опущенной головой, Лех
начал рассказывать один из своих бесчисленных рассказов, которыми он был нафарширован, как колбаса ливером, и которых он никогда не мог довести до конца благодаря
вечным отступлениям, вставкам, сравнениям и загадкам.
— Ты вообразить себе не можешь: старуха оказалась злейшее существо, гордое, напыщенное, так что в полгода какие-нибудь я
начала чувствовать, что у меня решительно делается чахотка от этого постоянного унижения,
вечного ожидания, что вот заставят тебя подать скамеечку или поднять платок.
— Да неужели ты от любви так похудел? Какой срам! Нет: ты был болен, а теперь
начинаешь выздоравливать, да и пора! шутка ли, года полтора тянется глупость. Еще немного, так, пожалуй, и я бы поверил неизменной и
вечной любви.
Но все-таки ее беспокоило, что он как-то уж очень мало восприимчив и, после долгого,
вечного искания карьеры, решительно
начинал ощущать потребность покоя.
— В наше греховное время, — плавно
начал священник, с чашкой чая в руках, — вера во всевышнего есть единственное прибежище рода человеческого во всех скорбях и испытаниях жизни, равно как в уповании
вечного блаженства, обетованного праведникам…
На данном после похорон обеде присутствовали только чиновники депутатского собрания, имея во главе своей секретаря, певчие архиерейские и приходский священник с причтом; самый обед прошел весьма прилично; конечно, один из столоначальников депутатского собрания, подвыпив, негромко воскликнул своему собеседнику: «Он меня гнал, так и черт его дери, что умер!» Хотел было также и бас из певчих провозгласить
вечную память покойнику, но управляющий, ходивший около стола, успевал как-то вовремя и сразу прекращать все это, и вообще винного снадобья не много красовалось на столе, и то это были одни только виноградные вина, а водка еще с самого
начала обеда была куда-то убрана.
«Боже преславный, всякого блага
начало, милосердия источниче, ниспошли на нас, грешных и недостойных рабов твоих, благословение твое, укрепи торжественное каменщическое общительство наше союзом братолюбия и единодушия; подаждь, о господи, да сие во смерти уверяющее свидетельство напоминает нам приближающуюся судьбину нашу и да приуготовит оно нас к страшному сему часу, когда бы он нас ни постигнул; да возможем твоею милосердою десницей быть приятыми в
вечное царствование твое и там в бесконечной чистой радости получить милостивое воздаяние смиренной и добродетельной жизни».
— Слышали мы, что вы закон
вечного движения к практике применили? —
начал я.
Прислуга, привыкшая к
вечной суматохе,
начинает роптать и требовать расчета; пастух — тоже не хочет больше ждать, а разносчик Фока, столько лет снабжавший Анну Ивановну в кредит селедками и мещерским сыром, угрожает ей мировым судьею и делает какие-то нелепые намеки.
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а в источнике
вечной, неумирающей жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным благом. Двигатель его жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной
началу всего — богу.
Хотелось бы ему что-то им высказать, на что-то указать, дать какие-то полезные советы; но когда он
начинал говорить, то неясно понимаемые им чувства и мысли не облекались в приличное слово, и ограничивался он обыкновенными пошлыми выражениями, тем не менее исполненными
вечных нравоучительных истин, завещанных нам опытною мудростью давно живущего человечества и подтверждаемых собственным нашим опытом.
И на том же самом месте, где списана песня Деворы,
вечная книга уже
начинает новую повесть: тут не десять тысяч мужей боятся идти и зовут с собою женщину, а горсть в три сотни человек идет и гонит несметный стан врагов своих.
В душе моей, с
начала мира,
Твой образ был напечатлëн,
Передо мной носился он
В пустынях
вечного эфира.
И усильям духа злого
Вседержитель волю дал,
И свершается все снова
Спор враждующих
начал.
В битве смерти и рожденья
Основало божество
Нескончаемость творенья,
Мирозданья продолженье,
Вечной жизни торжество!
Так сказал Соломону Бог, и по слову его познал царь составление мира и действие стихий, постиг
начало, конец и середину времен, проник в тайну
вечного волнообразного и кругового возвращения событий; у астрономов Библоса, Акры, Саргона, Борсиппы и Ниневии научился он следить за изменением расположения звезд и за годовыми кругами. Знал он также естество всех животных и угадывал чувства зверей, понимал происхождение и направление ветров, различные свойства растений и силу целебных трав.
Начиная читать его, находишь, что многие вещи как будто не оправдываются строгой необходимостью, как будто не соображены с
вечными требованиями искусства.
Члены Кабалы встают и тихо поют: Laudamus tibi, Domine, rex aeternae gloriae… [
Начало молитвы: «Хвалим, Господи, тебе, царю
вечной славы» (лат.)]
Фатевна, как единственная женщина, бывшая теперь на Половинке, стояла около Александры Васильевны, поддерживала ее одной рукой и что-то шептала на ухо, а потом с ожесточением
начинала класть широкие кресты и усердно отбивала земные поклоны; убитый, бледный Мухоедов стоял в углу, рядом с Асклипиодотом, торопливо и с растерянным видом крестился и дрожащим голосом подхватывал «
вечную память».
Она явилась тем
вечным посредством, которое сознанием, мыслию снимает противоположности, примиряет их обличением их единства, примиряет их в себе и собою, сознанием себя правдой борющихся
начал.
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему
началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введете его в царство
вечной правды — и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило на людях.
Новый или, лучше сказать, сомнительный батенька мой сконфузился крепко от моих объяснений чистосердечных, вспотел, утирался и, собравшись с духом,
начал — да как? — и грозил судом, исканием бесчестья
вечным процессом: но я, как гора, был тверд и уже
начинал было разгорячаться, а избави бог мне разгорячиться!
Ну, потом таким же манером и все прочее, как икатенью вести и как надо певчим в тон подводить, потом радостное многолетие и «о спасении»; потом заунывное — «
вечный покой». Сухой никитский дьякон завойкою так всем понравился, что и дядя, и Павел Мироныч
начали плакать и его целовать и еще упрашивать, нельзя ли развести от всего своего естества еще поужаснее.
Подкрепились — дьякон и
начал сниза «во блаженном успении
вечный покой» и пошел все поднимать вверх и все с густым подвоем всем «усопшим владыкам орловским и севским, Аполлосу же и Досифею, Ионе же и Гавриилу, Никодиму же и Иннокентию», и как дошел до «с-о-т-т-в-о-о-р-р-и им» так даже весь кадык клубком в горле выпятил и такую завойку взвыл, что ужас стал нападать, и дяденька
начал креститься и под кровать ноги подсовывать, и я за ним то же самое.
В первые годы жизни человек еще не умеет мыслить о предметах отвлеченных; тем менее могут быть ему доступны общие
начала и
вечные законы мировой жизни.
Это в нем, видимо,
начинал говорить инстинкт бродяги, чувство
вечного стремления к свободе, на которую было сделано покушение.
Ни к селу ни к городу людям, которые не хотят их слушать и не могут понять, а если поймут, то не могут выполнить их требований,
начинают они кричать о Кузнецком мосте и
вечных нарядах, об иголках и шпильках (не замечая слона), восстают против фраков и бритья бород (а сами выбриты и во фраке), против мелочных недостатков, зависящих от обычая или даже приличий, принятых всеми и, в сущности, никому не мешающих.
Правда, один раз, под вечер, когда громадские люди стояли у пустой корчмы и разговаривали о том, кто теперь будет у них шинковать и корчмарить, — подошел к ним батюшка и, низенько поклонясь всем (громада великий человек, пред громадою не грех поклониться хоть и батюшке),
начал говорить о том, что вот хорошо бы составить приговор и шинок закрыть на веки
вечные. Он бы, батюшка, и бумагу своею рукой написал и отослал бы ее к преосвященному. И было бы весьма радостно, и благолепно, и миру преблагополучно.
Он видел, как все,
начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые
начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его
вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Вошли. Всех обдало мраком и сыростью. Засветили несколько свечек. Иосафу и другому еще студенту, второму басу после него, поручили исполнять обязанность дьячков. Священник надел черные ризы и
начал литию. После возгласу его: «Упокой, господи, душу усопшего раба Александра», Ферапонтов и товарищ его громко, так что потряслись церковные своды, запели: «
Вечная память,
вечная память!» Прочие студенты тоже им подтягивали, и все почти навзрыд плакали.
Анатоль между тем
начинал чувствовать усталь от своей любви, ему было тесно с Оленькой, ее
вечный детский лепет утомлял его. Чувство, нашедшее свой предел, непрочно, бесконечная даль так же нужна любви и дружбе, как изящному виду.
Проще сказать: среди
вечной борьбы биологических, национальных, социальных и всяческих форм —
начинает зарождаться новый вид человека, новая национальность, что ли…
— Ну, и братию монашескую
начал казнить немилостиво. Кому голову отрубит, кого в воду бросит. Из всего монашеского состава спасся один старец Мисаил. Он убежал в болото и три дня просидел в воде по горло. Искали, искали и никак не могли сыскать… Господь сохранил блаженного человека, а он в память о чуде и поставил обитель Нечаянные Радости. А царь Иван Грозный сделал в Бобыльскую обитель большой вклад на
вечный помин своей царской души.
Вечер отгорел и погас, как погасает в небе каждый вечер. Дыхание темно-синего холода простерлось над землей, и далекие,
вечные звезды
начали свой медленный хоровод. Девы приготовили все, что надо было для брачного пира, и сели за стол. Одно место среди них было пусто, — то было место для Жениха, которого ждали, но которого еще не было здесь.
Начало это, поднимаясь выше местного и временного, содержит несомненную истину и
вечную правду.
Поднялись голоса разные: один по поводу распространения выборного
начала на все земство вопиет «о неуместности соединения дворянства в одной комиссии с прочими сословиями»; другой, становясь под охрану «Дворянской грамоты» Екатерины II, доказывает права дворян на землю и на неудобства в наделе ею крестьян, а потом предлагает господам дворянам некоторые изменения в Положении 19-го февраля, сообразно с «Дворянскою Грамотою», третий требует нового утверждения на помещичью землю, введения каких-то
вечных паспортов; четвертые добровольно отказываются от всех своих сословных прав и преимуществ.